Интервью с новым директором НХМУ Марией Задорожной

Л В

* Какова обстановка в Музее сейчас?

М З

* Для кого-то радостная, для кого-то, может быть, немного напряженная.  Все-таки, несмотря на то, что я долго работала в Музее, была заместителем директора, теперь управляю Музеем, для многих сотрудников пока остается неясным, какими будут мои дальнейшие действия на этом посту, каким будет стиль управления и т.д. Часть коллектива уже выразила готовность максимально сотрудничать и работать на результат. В целом могу сказать, что обстановка рабочая и спокойная. Мое возвращение приняли в коллективе. Кроме того, в Музее есть сплоченная команда, готовая действовать.

Л В

* Какие задачи сейчас являются первоочередными?

М З

* Подготовка к зиме, хоть немного смешно, наверное, в конце ноября говорить о подготовке. Мы пытались определить, что было сделано предыдущим директором...

Л В

* Было что-то сделано? Как прошли эти полгода? Был ли это “стоп” в работе Музея?

М З

* Похоже, что да, это была остановка. Все были заняты больше борьбой за выживание.

Л В

* Что сподвигло Министра на такое решение, на Ваш взгляд?

М З

* Может быть понимание  того, что Музей должен возглявлять музейщик. Госпожа Миронова никак не могла быть руководителем Музея. Может быть, сыграл роль также опыт, полученный в ситуации с Киево-Печерским заповедником. 

Л В

* У многих были опасения, что мог быть назначен профессионал старого типа..

М З

* Мы много обсуждали с коллегами, кто должен быть директором музея. Читали книжки, изучали разные варианты. Если на Западе выработаны критерии, кто это должен быть, то у нас все эти вопросы остаются открытыми.  В сложное время, когда старое рушится, а новое не создано, хорошо уже то, что люди задаются вопросом - каким может быть будущее? Сложно сказать, кто в этой ситуаци наиболее эффективен, как руководитель Музея. Возможно, назначение профессионала - функционера, который обладает опытом администрирования, могло бы быть более компромисным для Музея сейчас, а его связи обеспечили бы Музею более легкое существование, чем мой опыт и мои возможности. Я понимаю, что наша команда, возможно, более эффективна, а ее стратегия  интереснее и жизнеспособнее, но удастся ли ее нашими силами в существующем контексте реализовать? Что лучше -  инновативные подходы или стабильное безболезненное функционирование?

Л В

* Это - кому что больше нравится. Кому-то интереснее, когда интересно, кому-то - когда гладко и функционально. Вряд ли в наше время возможно реальное  существование институции, которая не служит развитию. Неужели это понимание появилось в Министерстве культуры?

М З

* С самого начала была попытка сделать по-другому, цивилизованно, не так, как раньше. Объявление конкурса – первый шаг к выработке более сложной процедуры. Уже одно то, что люди, ответственные за принятие решений, начинают задумываться, что может быть по-другому, вселяет надежду. 

Л В

* Какие планы у вашей команды? Собирается ли музей расширяться?

М З

* Команда, которая сейчас работает в Музее, будет вынуждена заниматься стройкой, хотя мне кажется, что эти люди как раз должны заниматься контентом. Первоочередными техническими задачами, которые были включены в нашу общую программу, поданную на конкурс, являются реставрация фасада, замена окон, создание отдельного депозитария для хранения фондов, в дальнейшем расширение Музея в Музейном переулке. Мы склонны к более динамичному существованию, без гигантомании.

Л В

* Если посмотреть на постоянную экспозицию Музея, в том виде, как она устроена сейчас, не кажется ли Вам проблемой, что для зрителя практически нет шансов совершить переход из истории к сейчас, к современному искусству?

М З

* Есть такая проблема. Зритель, в основном, смотрит на картину с точки зрения «нравится-не нравится», имея на выходе – «визуальную кашу». Наша команда обсуждает возможности другого принципа экспонирования в условиях, когда хронологическая ретроспекция стала уже неактуальной. Нашими проблемами являются ограниченность пространства и неровность коллекции. Могу констатировать, что есть разные идеи, мы об этом думаем.

Переустройство экспозиции – это уже следствие, должно быть изменено само видение того, о чем этот музей, учитывая специфику музея, как такого, который работает с украинским искусством. В музее есть рабочая группа, которая понимает необходимость перемен, готова разрабатывать новые подходы и брать на себя ответственность за эти перемены. Хочу заметить здесь, что я верю в коллективный разум.

Л В

* Как Вы думаете, может ли Музей быть субъектом культурной политики Украины?

М З

* Думаю, что Музей в последние годы был субъектом, участником процесса, создавал новаторский продукт, влияющий на ситуацию в культуре.

Л В

* Я имею в виду более широкий контекст культуры. В независимой Украине культура никогда не была приоритетом. Сейчас пренебрежение культурой приобретает совсем смешные формы. Может быть Вы слышали, что Комитет по культуре и духовности Верховной Рады никому не нужен, его не хочет ни власть, ни оппозиция? Культура не нужна государству, обществу в лице его представителей? 

М З

* Вероятно, не стоит ничего ждать от государства или парламента. Надо активизировать ситуацию самостоятельно.  Движение снизу вверх более жизнеспособно. Культурное общество должно влиять на решения, принимаемые государственными органами. Развитие общественного сознания – одна из главных составляющих миссии Музея.

Л В

* Тогда это сознание должно становиться более сложным… Тут возникает вопрос о современном искусстве. Как НХМУ будет работать с современным искусством, что касается его показа и хранения? 

М З

* Я думаю, что показ современного искусства стал уже традицией для нашего Музея. Мы, в свое время, начинали довольно осторожно. Много усилий поначалу было потрачено на то, чтобы убедить руководство, научно-методический совет, в состав которого входят, например, научные сотрудники отдела древнего искусства, искусства 19 века, реставраторы. Их мнение очень важно, так как по сути они представляют интересы той широкой аудитории, которая придет в Музей. С другой стороны, хотелось бы больше привлекать к работе экспертов в области современного искусства. Механизм принятия решений для нас станет, скорее всего, более сложным. Мы собираемся всерьез озадачиться тем, что мы показываем, для чего показываем, как это увидят, как это поймут?

Л В

* Что будет приоритетом – кураторские проекты или персональные выставки, что-то еще?

М З

* Персональные выставки могут быть очень интересными, но мы себе вряд ли сможем это себе позволить, это не совсем наш формат, и Музей постепенно от него отходит. Те проекты, с которыми я работала, были, в основном, кураторскими. Сотрудничество музейных работников с кураторами дает наилучшие результаты. Примером такой работы я бы назвала кураторский проект Олеси Островской «Большая неожиданность».

По поводу собирания коллекции современного искусства: проблема снова в отсутствии культурной политики и в том, что институции, работающей с современным искусством просто пока нет. Мы будем продолжать это делать, но, если бы появился государственный музей современного искусства, мы бы наверное могли договариваться о том, кто и что собирает, поделиться коллекцией. 

Л В

* Как Вы думаете, почему именно ситуация с НХМУ (среди других «музейных скандалов») стала настолько громкой и вызвала волну протестов, как в самом Музее, так и среди общественности?

М З

* Наверное, это говорит о том, что наш Музей является субъектом культурного процесса в Украине.