Шорох кубиков льда Бертрана Блие: сарказм и саркома
В прокат вышел фильм французского классика черного юмора, пионера массового постмодернизма и неупокоенного провокатора Бертрана Блие - черная комедия Шорох кубиков льда.
Свой последний на данный момент фильм старик Блие снял в 70, так что ничего удивительного, что Шорох кубиков льда - это история болезни. Главный герой - мужчина в самом расцвете сил, успешный писатель в исполнении Жана Дюжардена (Артист) - мается депрессией и эстетским алкоголизмом от слишком хорошей жизни. На завтрак, обед и ужин - белое сухое в серебряном ведерке со льдом, с которым он не расстается ни при каких обстоятельствах. Жена ушла вместе с сыном, книги не пишутся, а прекрасная, будто заря над Окой, русская манекенщица Евгения возбуждает не больше, чем любой другой дорогой аксессуар. За всем этим безобразием печальными глазами сенбернара наблюдает влюбленная в хозяина Гувернантка - выцветшая, но страстная дама пограничного возраста. Однажды в двери их уединенной виллы позвонит прилично одетый брюнет, представится просто: "Я - ваш рак", и усядется Писателю на колени с бокальчиком вина. Тут-то все и забегают.
Конечно, уже только сама идея снять фильм о "чуме нашего времени" в форме любовной кинокомедии обладает фирменным "вальсирующим" изяществом Блие. Однако способ высказывания не более эксцентричен, чем сама трактовка предмета. Рак у Блие - сродни фаустовскому Мефистофелю, "часть силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо". В точности такое же мнение высказывал и француз Жан Бодрийяр, без преувеличения главный философ конца ХХ века, без которого не было бы ни Матрицы, ни постмодернизма. Книга Бодрийяра Прозрачность зла вышла примерно в то же время, когда Блие написал рассказ, 20 лет спустя ставший основой сценария для Шороха кубиков льда. В этом тексте Бодрийяр называет рак, СПИД и терроризм вирусными патологиями современного общества симуляции, которое, освободившись от всех возможных ограничений, утратило всякий смысл и связь с реальностью, застряв в бесконечном самовоспроизведении ничего не значащих ритуалов. И рак, и терроризм здесь - реакция на глобальную тенденцию к исчезновению различий, изменений и вариаций, как в политических системах, так и в генетическом коде. Однако, по Бодрийяру, это - особое, спасительное Зло, противоядие от вещей куда более жутких - мира одинаковых стерильных клонов.
Писатель не слишком рвется победить свой Рак, найдя в нем неплохого собутыльника. Чуть позже к компании присоединится матрона с толстыми лодыжками - Рак гувернантки, которая берется подсобить на кухне и поясняет: "Есть рак для господ, и есть для слуг. Я вот - для слуг". Единственная работа этих странных призРаков - ужасно раздражать своих клиентов и следить, чтоб те ни в коем случае не испытали чувств любви к себе подобным. Однако любовь отчаянно нагрянет - и в доме запустится спасительный механизм борьбы с метастазами, настоящий фатальный прорыв, выходящий за рамки нормы, условностей, приличий и здравого смысла. В ходе этой свистопляски давние почитатели Блие увидят все классические уловки мэтра - элегантно провокационные диалоги, нежные сексуальные перверсии, горький сарказм и дерзкую сентиментальность. В гранд-финале герои избавляются от призРаков с помощью хитрой схемы из двух бандитов, статуэтки Родена и кровавой перестрелки. Это как будто бы симулякр самого Бодрийяра буквально присутствовал в кадре: через символическую смерть Писатель и Гувернантка возвращаются к бытию и сексуальности, к жизни - изменчивой, страшной, непредсказуемой, заставляющей меняться и менять, выходить из себя и выводить из себя другого - одним словом, где есть место любви. Вот так, у французов не одни все песни только о любви, все философские трактаты и черные комедии - тоже.
